25.09.2010 в 17:55
Пишет Gabriel Vega:Чулки и подвязки
Главы из книги Розмари Хоторн «Неглиже».
Вы удивились бы, узнав, что чулкам больше 3000 лет? Их история тесно связана с историей вязания, и это простое ремесло было распространено на Ближнем Востоке задолго до правления Клеопатры. Кочевые племена Аравии вязали носки под сандалии на простых рамках с гвоздиками, похожих на те, что до сих пор радуют детишек и называются французское вязание. Женщины пряли пряжу, а мужчины вязали.
читать дальшеСтранно представить великолепную, обольстительную Клеопатру, надевающую носки, чтобы песок не забивался между пальцами. Во времена Христа в Аравии произошел постепенный переход от рамки с гвоздиками к костяным и деревянным крючкам и спицам, и с тех пор это ремесло распространилось вместе с христианскими миссионерами, которые таскали с собой свое рукоделие из страны в страну.
Морские торговцы покупали образцы вязания, что объясняет, как эти навыки смогли так быстро достичь Испании, откуда в результате произошли самые красивые и сложные способы вязки. К XI в. н. э. Испания стала центром изготовления шелковых чулочных изделий ручной вязки. Модное веяние затем быстро достигло Франции и других стран Европы — примечательно, что за исключением Британских островов. В те времена вя-зание оставалось тесно связанным с духовенством, а в изделия высочайшего качества должны были облачаться священники.
Церковь процветала в течение Средних веков, когда профессиональное вязание в Европе достигло чрезвычайно высокого уровня. Две спицы или больше использовались для изготовления изысканных чулок и церковных перчаток из шелка с разноцветными узорами, а в это время крестьяне вязали шерстяные шапки и другие простые предметы одежды из грубой упругой сетки.
Чулочные изделия изначально были двух видов — длинные, до бедра, если вы богаты, и короткие, едва доходившие до колена, если вы бедны. На французской картине XIII в. изображены Гаспар и Мельхиор — двое из волхвов, принесших дары Христу. На них надеты длинные чулки до бедра (особенно хорош Мельхиор в черных с золотым узором) и что-то похожее на пару резинок. И знаете что?.. Это они и есть! Под одеждой у них были кожаные пояса с петельками, которые прикреплялись к верхней части чулка. Разумеется, первыми задумались о подвязках французы. Потом, как это случалось с множеством других практичных нововведений цивилизации, о них и думать забыли примерно на 600 лет.
И длинные и короткие чулочные изделия были очень ярких расцветок, особой популярностью пользовались чулки с пришитыми полосками из лент. Упоминания о таких чулках — и мужских и женских — то и дело встречаются в "Кентерберийских рассказах" Джеффри Чосера, в том числе в строках о великолепной Батской Ткачихе:
Чулки носила красные она
И башмачки из мягкого сафьяна.
Не все чулки были вязаными. В Британии, как и в других странах, большинство чулок изготовлялось из ткани, раскроенной поперечным кроем.
Эти "кроеные чулки" (или нарезки) шились, вероятно, по той же выкройке, что и те, которые носили французские монахини с XV в. до 1970 г. Облачение монашек, за основу для которого было взято средневековое крестьянское платье (скромное и неудобное), включало в себя чулки или шоссы (плотная одежда, надевающаяся на ноги) из ткани косого кроя или домотканой. Чулки были двух видов — для зимы и для лета. Одни из шерсти с саржевым переплетением, другие — из плотного льна. И те и другие шились вручную, швом с щедрым припуском. Эти чулки были такими плотными и несгибаемыми, что легко ставились в угол, как пара сапог. Были ли они удобными? Мы не знаем... но в 1490 году ходил такой стишок:
Она, как гусыня, хромает —
Ходить ей чулочки мешают.
У шоссов иногда имелись завязки, чтобы не сползли, но и короткие чулки можно было также просто подвязать под коленом. Мужские длинные чулки в те времена снабжались более сложным устройством: в верхней части или кайме проделывались петельки, через которые пропускались шнурки. Затем шнурки продевались в соответствующие дырочки на жакете или камзоле. В сущности, это была еще одна древняя разновидность подвязок (но не таких элегантных, как у волхвов).
Молодые люди той эпохи в полной мере выставляли напоказ свои мужественные конечности, как и другие признаки мужественности, поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре чулки, став чрезвычайно длинными, были соединены в промежности и поднялись далее вверх — выше бедер, чтобы превратиться в трико, которое сперва едва прикрывало зад. Балет будет вечно обязан этому фасону, подчеркивающему мужскую стать, как видно из стишка:
Когда пред восхищенным залом
Нуреев в танце вел Марго,
Чуть подвело его трико,
И Руди больше видно стало.
Трико все чаще стали пристегиваться к все укорачивающемуся камзолу тем же самым способом, что и раньше, хотя теперь подвязки часто заканчивались декоративными метал-лическими наконечниками. Чулки ярких расцветок, часто пестрые, были в моде — так, одна нога могла иметь темный цвет, другая — светлый, или на одной ноге мог быть зигзаго-образный рисунок, а на другой — вертикальные полоски.
В костюме использовались всевозможные идеи, но главной целью были контраст и роскошь. Как говорит один из героев пьесы того времени: "Должны же мои ноги чем-то различаться, ведь одна стоит мне на двадцать фунтов больше, чем другая".
К концу XV в. та часть трико, которая прикрывала мужские ягодицы, получила название шаровары или бриджи и могла изготовляться из другого материала и украшаться орнаментом, отличным от орнамента, украшавшего штанины, — создалось впечатление, что это отдельная деталь туалета... но это, леди и джентльмены, совсем другая история.
Вязание, вне всякого сомнения, было чрезвычайно выгодным и созидательным делом в британской истории. С тех пор как оно распространилось в Англии, даже самые скромные семьи могли подзаработать на дому. К концу XV в. вязаная одежда вошла в повседневную моду, а с образованием гильдии вязальщиков стала предметом не просто ремесла, но искусства. Так же как и в случае с вышивкой, изготовлением гобеленов и кружев, в гильдии заправляли мужчины — из женщин туда допускались только вдовы, чтобы сохранить мастерство их покойных мужей.
Вязальщик-подмастерье должен был постичь все тайны профессии, прежде чем стать членом гильдии. Три года мальчики изучали основы ремесла, после чего их отправляли за границу для глубокого изучения различных форм замысловатого вязания, принятых в других странах. В конце срока они изготовляли для экзамена рубашку, фетровую шляпу, пару узорчатых чулок и ковер.
Италия была одним из тех мест, которые, несомненно, следовало посетить честолюбивому ученику-вязальщику. В 1562 г. Элеонора Толедская, итальянская аристократка, была погребена во Флоренции, одетая не только в роскошную дорогую одежду, но и в пару великолепных красных шелковых чулок, связанных вручную, с ткаными горизонтальными подвязками. Женщина ее положения была знакома с подобной роскошью с детства.
А вот бедная королева Елизавета I, в отличие от своих французских, итальянских и испанских коллег, вынуждена была обходиться старыми нарезками, которые плохо сидели и куда хуже облегали ногу.
Генри Герн, поставщик чулочных изделий для королевы, снабжал ее чулками косого кроя из шерсти, льна или — реже — из шелка. Королева любила танцевать гальярду в "благородной" итальянской манере, надев модные платья с широкими юбками, из-под которых были видны изящные щиколотки, так что неудивительно, что в молодости она мечтала о более соблазнительных чулках, чем те, что шил господин Герн, ведь они, хоть и делались из тонкого шелка, очень непривлекательно морщились.
Она, вероятно, решила во что бы то ни стало получить желаемое. Во всяком случае, в 1562 г. — по совпадению, именно в этом году преставилась Элеонора— зафиксировано, что на Новый год, в день, когда по традиции можно было преподносить августейшим особам подарки, включая одежду, Роберт Роботам, хранитель парадного гардероба ее величества, подарил королеве "две пары вязаных черных чулок", и на следующий год, обратите внимание, он поступил так же.
Похоже, это были иноземные диковинки (все придворные были склонны к скрытности и разыгрывали карту "личных услуг Елизавете" с предосторожностями), но считается, что первую пару английских связанных вручную шелковых чулок изготовила и подарила Елизавете госпожа Элис Монтегю, "шелковая дама Ее Королевского Величества", в 1564 г., когда королеве исполнился 31 год — в этом возрасте женщине особенно нравится чувствовать себя элегантной.
Елизавету подарок совершенно очаровал, и госпожа Монтегю, использовавшая, по общему мнению, в качестве образца пару испанских чулок, подаренных покойному сводному брату Елизаветы Эдуарду одним из придворных, сэром Томасом Грешамом, пообещала своей госпоже, что "лично изготовит еще одну пару". Ответ королевы записан: "Да, сделайте это, ведь я так люблю шелковые чулки — они приятны, изящны и тонки, отныне я больше не буду носить матерчатые". Госпожа Монтегю сдержала слово и на следующий год связала еще пару роскошных чулок плюс "пару подвязок из тафты с густой золотой бахромой на концах". Счастливица Бесс!
Однако совершенно очевидно, что госпожа М. вязала не слишком быстро, поскольку Елизавета, не сдержав обещания, заказывала нарезки у Генри Герна (возможно, чтобы носить их в холодную погоду или в качестве защиты — поверх шелковых). Шесть пар шерстяных чулок были поставлены в 1568 г., а в 1571-м он изготовил еще одиннадцать пар шерстяных чулок с двойной каймой из бархата и на подкладке из тафты, пришитой шелковыми нитками. Бархатная кайма пришивалась по верхнему краю чулок для прочности.
Учитывая, насколько плотными, по-видимому, были эти чулки, неудивительно, что Елизавета не отказалась, когда сэр Уолтер Рэли предложил постелить свой плащ, чтобы королеве не пришлось наступать "вон в ту лужу": чулки от Генри Герна сохли бы целую вечность...
Элис Монтегю также изготовила в 1577 году для Елизаветы пару шерстяных вязаных чулок из норвичской камвольной пряжи — и после этого ее госпожа, похоже, все-таки отказалась от старомодных матерчатых чулок. Королеве нравилось быть современной, и теперь у нее имелся набор цветных шелковых чулок, связанных вручную, которые следовало содержать в чистоте и опрятности. "Хорошенько следите за тем, чтобы у чулок не было спущенных петель", — постоянно напоминала она, и эти драгоценные вещи стирали сами изготовители, а не прачки, поскольку считалось, что привыкшим иметь дело с грубыми льняными простынями прачкам недоставало для этого умения.
Королева страшно гордилась своими нарядами, чего не скажешь о ее бедной кузине Марии, королеве шотландской, которая взошла на эшафот холодным февральским днем 1587 г. в старомодных чулках из камвольной шерсти, в каких Елизавета никогда не позволила бы себе умереть. Именно страстное стремление королевы получить как можно больше изысканных чулок в сочетании с ее заявлением о том, что эта новая мода "взрастила новое ремесло, кото-рое может дать работу многим моим подданным", в результате привели к развитию в Англии производства чулочных изделий.
В 1560 г., примерно в то время, когда, как мы полагаем, Елизавета впервые заговорила о превосходных вязаных шелковых чулках, в Ноттингеме родился Вильям Ли. В над-лежащий срок он был рукоположен и стал его преподобием Вильямом Ли, магистром искусств, викарием Калвертона, Ноттингемшир.
Подобно многим достойным священникам, помимо еженедельной проповеди и постоянного руководства своей паствой, он был страстным приверженцем более практичного времяпрепровождения, способного привнести гармонию — и деньги — в его жизнь. Вильям Ли был изобретателем, и вместе со своим братом Джеймсом он разработал вязальную машину, на которой можно было изготовлять чулки.
Это был первый механический ткацкий станок для чулок. Ли — один из немногих прирожденных изобретателей, когда-либо живших на свете, это редкие люди. До него не существовало каких-либо машин для вязания, и никто о них даже не думал. Ли вынашивал эту идею и разработал ее практическое воплощение с нуля.
Говорят, будто он придумал ее, наблюдая за своей невестой, поглощенной вывязыванием аккуратной пятки на шерстяном чулке. На одной спице держались петли, а на другую проворные пальцы быстро нанизывали новый ряд. Такие наблюдения и помогли ему создать станок, способный вязать грубые шерстяные чулки, которые оставалось лишь вручную скрепить сзади одним швом.
В 1589 г. священник продемонстрировал свой опытный образец королеве, но на Елизавету это не произвело впечатления — или она просто не подала виду. Она отказалась выделить денежную субсидию и обеспечить ему монополию или патент на работу под ее покровительством, посетовав, что грубоватая продукция, производимая на станке, не идет ни в какое сравнение с тонкими шелковыми чулками, связанными вручную, которые она уже привыкла носить.
"Я слишком люблю своих бедных подданных, зарабатывающих себе на хлеб вязанием, чтобы дать деньги на изобретение, которое приведет их к разорению, лишив источника дохода, и, таким образом, сделает нищими, — сказала королева, а после добавила:
— Если бы мистер Ли создал машину, на которой можно было бы изготовлять шелковые чулки, наверно, в некотором смысле было бы оправдано мое решение предоставить ему эту монополию, каковая затронула бы лишь малое число моих подданных, но возмож-ность пользоваться привилегией изготовления чулок для всех моих подданных слишком важна, чтобы доверить ее одному человеку".
Иными словами, Елизавета, хотя и поступила с деловой точки зрения недальновидно, рассудила вполне здраво, что, будучи королевой, ей лучше не рисковать: это изобретение привело бы к краху тех, кто занят ручной вязкой, и она была бы за это в ответе.
Ли был жестоко разочарован резким отказом королевы, но, вернувшись в Калвертон, продолжил совершенствовать свою машину в тщетной надежде, что Елизавета сочтет воз-можным помочь ему когда-нибудь в будущем.
Неужели все были настолько слепы, что не понимали, какие возможности открывает станок? Или у самой королевы и так имелось слишком много чулок? Какова бы ни была причина, его работа не получила признания в Англии. Позже Ли придумал станок для вязания из шелка и в результате эмигрировал со своими изобретениями во Францию, в Руан, где снова стал искать королевского покровительства.
На Генриха IV, короля Франции, выдумка Ли произвела впечатление, и он обещал изобретателю поддержку, но, к сожалению, был убит, не успев поставить на контракте королевскую печать. Потом у Франции появилось слишком много своих внутренних проблем, чтобы заботиться об иноземном мастере (Ли даже чуть не посадили в тюрьму). Так что, хотя Ли и создал несколько действующих станков, он до своей смерти (около 1611 г.) остался отверженным, нищим человеком и был похоронен в безымянной могиле под Парижем.
После смерти Ли его брат Джеймс, уехавший вместе с ним во Францию, вернулся в Англию и организовал машинное вязальное производство. Медленно, почти незаметно, навыки вязания чулок укоренились в лондонском Ист-Энде (центре торговли шелковыми тканями, где шили великолепную одежду), затем распространились дальше, в графства Кент, Суррей, Эссекс и Мидлсекс, а потом — в восточную часть центральных английских графств: спер¬ва в Лестер, потом в Дерби и наконец в Ноттингем — на родину изобретателя.
Тем временем машины — и ноу-хау, — которые Ли оставил во Франции, продолжали действовать, дав толчок фабричному производству чулок, товара, который будет господствовать на мировом рынке трикотажных изделий к концу XIX в. Ирония судьбы!
В 1663 г., почти через сто лет после изобретения станка, Карл и издал указ о создании Гильдии машинных вязальщиков, так что творению его преподобия Вильяма Ли в конце концов воздали должное. В последующие два столетия ручное вязание вытеснялось все дальше на север, в менее развитые области и в сельскую местность. Оно сохранилось в качестве кустарного производства в Йоркширских долинах, на малонаселенных островах, в других малопосещаемых уголках Британии и продолжало держаться на плаву в неурожайные годы девятнадцатого столетия, когда из-за череды войн понадобилось бросить все силы на снабжение армии.
"Носки, носки, носки для солдатиков", — пели детишки, пока спицы летали взад-вперед — ряд за рядом... ну, как обычно, это дурной ветер, который не приносит никому добра...
Поскольку в прежние времена мужчины, а не женщины упорно демонстрировали свои затянутые в чулки ноги, нам необходимо изучить причуды их одежды для дальнейшего освещения эволюции чулок.
В облике мужчины из высшего общества XVI и начала XVII в. преобладала ярко выраженная мужественность: внушительный торс, узкая талия и крепкие бедра, которые конусообразно сужались, переходя в полные ноги с мускулистыми икрами и аккуратными щиколотками. Для гармонии с мощным торсом была существенно важна пара "замечательно красивых" стройных мужских ног, и появилось множество способов подчеркнуть их достоинства, например подвязки накрест.
Обычай носить подвязки накрест уходит в прошлое на сотни лет, к тому времени, когда льняные или шерстяные полосы ткани наматывались поверх чулок от щиколоток до ко-лена — на манер портянок, а их концы заправлялись внутрь или завязывались. Часто онучи полностью заменяли чулки. И крестьяне и джентри1 обматывали ноги — крестьяне для защиты, джентри для красоты. Подвязки накрест носили только придворные и духовенство, и этот фасон с удовольствием переняли молодые аристократы во второй половине XVI в.
В надежде привлечь внимание к ладным ногам, облаченным (как подобает) в гладко натянутые чулки, подвязки накрест завязывались так: подвязка, которая теперь была сделана из шелковой ленты, прикладывалась спереди ниже колена, концы отводились назад, где перекрещивались, и завязывались большим бантом сбоку или — реже — спереди. Отличным образчиком этого стиля является бедный обманутый Мальволио из шекспировской "Двенадцатой ночи", но только вот подвязка, прошу заметить, не обвивала ногу, словно виноград садовую решетку, как показывают во многих постановках!
Елизаветинские шелковые чулки были безумно дорогими. В счете от портного 1600 г. указано: "Заплачено за пару мужских шелковых чулок 25 шиллингов" — по тем временам это были большие деньги.
Во времена Елизаветы бытовала еще одна любопытная мода, чисто мужская, на "короткие штаны" (также известны как широкие штаны, чтобы окончательно вас запутать!). Они входили в костюм, состоявший из двух частей: пышного (на подкладке) камзола, скроенного наподобие того огромного, который носил мистер Панч (аналог русского Петрушки), и штанов, также мешковатых и пышных (даже, как я читала, с прорезями и отверстиями), которые доходили до колен, где прикреплялись к тонким чулкам, создавая с ними единую конструкцию — это и были "короткие штаны".
Пышности добивались, набивая штаны тряпками, шерстью, волосом и даже отрубями. Есть замечательная история о молодом человеке, который, увлекшись горячей, оживленной беседой с группой дам, зацепился штанами за гвоздь, и оттуда посыпались отруби. Штаны осели — к ужасу владельца и крайнему веселью и восторгу дам!
Богатые аристократы хранили верность этому несклад¬ому фасону вплоть до прихода короля Карла I — человека со вкусом, причем строгим, — когда огромные камзолы и короткие штаны значительно усохли. Однако щеголи продолжали заботиться о форме своих ног и еще несколько десятилетий носили фальшивые икры "по необходимости".
Термины "стрелки" и "завитки" относятся к отделке или вышивке на внутренней и внешней стороне чулок, украшающей в первую очередь щиколотки или голени. Эти слова встречаются в источниках еще 1530 году (и даже сегодня любой производитель чулочных изделий поймет, о чем идет речь), но происхождение этих терминов неясно. Считается, что словом "стрелка" обозначается "стрелка часов" или широко распространенный рисунок "елочкой". Это была декоративная техника, впервые примененная к изготовлявшимся на заказ чулкам, чтобы спрятать уродливые "подгоночные" швы на щиколотках. Вставные стрелки — вшитые клинья, применявшиеся также для подгонки, они достигали 14-18 сантиметров в длину. В XVI и XVII вв. и мужчины и женщины очень ценили искусно украшенные чулки, и на некоторых чудес¬ных полотнах такие можно увидеть.
Мне очень нравится выставленный в Музее Виктории и Альберта портрет Ричарда Сэквила, графа Дорсетского, написанный в 1616 г., изображающий его сиятельство в шикарных ярко-голубых шелковых чулках с великолепными стрелками от щиколотки до середины икры, выполненными золотой нитью с внешней и внутренней стороны.
Молодые люди могли привлечь внимание к своим ногам также посредством чулок с подкладкой. Это были "верхние" чулки, предохранявшие более изящные, дорогие "нижние" от контакта с грубой внутренней поверхностью сапог. Верхние части были великолепно украшены и окаймлялись тончайшей вышивкой, они выглядывали из-за голенищ вышеупомянутых сапог или заворачивались поверх них. Будучи предметами роскоши, верхние части были съемными — их носили с разными "верхними" чулками по необходимости.
Пока что мы рассказываем в основном о мужчинах, следивших за капризами чулочной моды, хотя в XVII в. женские чулки были точно такими же, как и мужские, во всех отношениях, если не считать того, что их не было видно (почти) после примерно 1625 г., когда юбки стали подметать подолом пол, и длина их оставалась такой последующие 50 лет. Все начинает выглядеть гораздо веселее, легче и миловиднее, когда Карл и возвращается из изгнания в смехотворных ренгравах (коротких штанах, широких и больше напоминавших юбку).
В свое время Карл весьма близко познакомился с множеством женских чулок и подвязок. Взять для начала хотя бы те, что носила его жена, Екатерина Браганская, возможно, несколько жестковатые и перекрахмаленные; но те чулки, что носили его любовницы — леди Каслмейн, леди Портсмут, Люси Уокер и в особенности Нелл Гвин, — были, я полагаю, намного приятнее на ощупь...
Нелли из Уэльса
Знала, что почем,
И лучшее приберегла
Для встречи с королем.
В XVIII в. чулки — как мужские, так и женские — становились все более привлекательными, совершенными и удобными. Их вязали вручную или на станке, и, хотя многие старики не желали отказываться от изготовленных на заказ чулок, к каким привыкли в юности, молодые щеголи теперь носили полосатые, клетчатые и пестрые.
В производстве чулок использовался хлопок, шерсть, джерси, камвольная пряжа или шелк, популярными цветами были красный, алый, голубой, коричневый и серый, но подобающе одетый представитель среднего класса или аристократ надел бы черные, которые годились для любого случая, кроме свадьбы или бала, когда белый цвет был обязательным. Женские чулки заканчивались прямо над коленями, выполнялись они тонкой или грубой вязкой из камвольной пряжи, хлопка, шелка и совершенно уникального газового шелка. В 1755 году получила развитие новая идея, предложенная в "Солсбери джорнэл", где предлагалось, чтобы "имя дамы было выткано на чулке в процессе изготовления".
Кому было, похоже, наплевать на свое имя, так это проститутке с великолепного полотна Уильяма Хогарта "Сцена в таверне". Она чувственно раздевается при людях, на ней голубые чулки, украшенные алыми зигзагами и короной над вставными стрелками. Подарок знатного клиента? Или краденые? Или куплены на барахолке? Мы этого не знаем, единственное, что нам ясно: эти элегантные чулки обеспечивают отличный пиар и привлекают должное внимание к ногам. Подвязки на девушке тоже алого цвета... в соответствии с ее профессией.
На другом конце социальной лестницы— законодательница хорошего вкуса для аристократии, добропорядочная Джейн Остин, которая испытывала явную слабость к чулкам, она часто упоминает их в своих романах, а также в письмах к сестре Кассандре:
Ты ничего не говоришь о шелковых чулках. А посему я тешу себя надеждой, что Чарльз [Фаул — близкий друг семьи] не смог их купить, поскольку мне будет затруднительно за них рассчитаться— все свои деньги я потратила на покупку белых перчаток и розового фильдеперса [фильдеперс— тонкий шелк, использовавшийся в качестве подкладки].
Любопытно узнать, что в 1796 г. светский молодой человек мог купить для девушки чулки, и это не сочли бы дерзостью.
Сейчас нам следует упомянуть о "синих чулках", термине, которым сегодня несколько иронично называют женщин, склонных к науке и литературе и выглядящих из-за этого неженственными. Полная чушь!
Разумеется, такое неверное представление создалось из-за того, что штамп придумал мужчина, но справедливости ради следует заметить: он распространял свой сарказм на представителей обоих полов.
Примерно в 1400 г. в Венеции было основано общество интеллектуальных дам и джентльменов, которые в качестве отличительного знака носили синие чулки. К 1590 г. этот кружок зачах в Италии, но расцвел в Париже, где клуб Basbleu (синий чулок) был самым писком моды среди дам ученых. В XVIII в. он переправился через Ла-Манш, из Франции в Англию, где уже созрела неосознанная тяга к "синечулочности" — одно¬временно с левыми политическими взглядами. В Лондоне синие чулки официально появились в 1750 году вместе с собраниями в доме Монтегю, куда приходили и женщины, — там участники не играли в азартные и шумные игры, а вели оживленную ученую беседу.
Главным активистом собраний был мистер Бенджамен Стиллингфлит, который обычно носил дешевые синие шерстяные чулки, пренебрегая подобающим джентльмену черным шелком. В связи со столь скандальным отступлением от норм в одежде адмирал Боскавен (определенно носивший только черный шелк) окрестил всю компанию «Обществом синих чулок», и это прозвание прилипло... к женщинам!
В XVIII в. процветала сатира, временами довольно жестокая — писатели и драматурги без колебаний выставляли на всеобщее осмеяние слабости высшего общества. Но часто это имело вид обмена легкими взаимными колкостями между оппонентами. Насмешки над одеждой и "их манерой одеваться" считались честной игрой... и чулки не составляли исключения:
Лорд Фоппингтон. Эти чулки несколько толсты в икрах. Я в них похож на носильщика.
Чулочник. Милорд, мне кажется, они выглядят прекрасно.
Лорд. Послушайте, вы! В этих вопросах я смыслю больше ва¬шего. Я изучал их всю жизнь! Так вот, следующую пару надо сделать потоньше.
Чулочник. Но, милорд, эти чулки точно такие же, как те, что я имел честь поставлять вашей светлости в столице.
Лорд. Весьма возможно, мистер Мендлегс; но то было в нача¬ле зимы! Знайте, мистер Чулочник, что, делая весенние ноги джентльмена столь же толстыми, как осенние, вы совершаете чудовищную оплошность, ибо не принимаете в расчет, что после зимнего сезона джентльмен худеет.
Это был вариант комедии Джона Ванбру "Неисправимый" в исполнении Р.Б. Шеридана, названный им "Поездка в Скарборо".
В последней четверти XVIII в. проявилась внезапная страсть к полоскам, как горизонтальным, так и вертикальным. Такие чулки носили "маркони" — члены клуба молодых эстетов, которые после большого путешествия по Италии переняли особую щегольскую манеру одеваться. А еще они носили длинные блестящие локоны и ходили с моноклями. В стиле они были сродни "жасминам", еще одной группе беспутных молодых людей (отсюда пренебрежительная поговорка наших дедов: "Вырядился, как жасмин"), которые не только любили локоны, монокли, но и обожали одежду в полоску, а также перчатки, надушенные жасмином. Превосходно, да?
Хотя чулки были широко распространены, доступны и, по необходимости, великолепно украшены, — следует подчеркнуть, что чулки, которые носили женщины, в течение первых восемнадцати столетий нашей эры ни в коей мере не представлялись чем-то эротичным. В XVIII в. балом правила грудь, она была основой женской привлекательности; красивая, хорошо сложенная грудь, особенно приподнятая, могла взбудоражить вообра¬жение молодого — или пожилого — человека!
Престарелый писатель доктор Самуэль Джонсон в 1750 году заметил своему другу, актеру Давиду Гаррику: "Я больше не приду к вам за кулисы, Давид, поскольку белые шелковые чулки и белые груди ваших актрис тревожат мои любовные склонности". Так что, возможно, интеллектуалы были уже близки к цели.
Но подвязки... о, с ними все происходило совсем по-другому.
Подвязки несли в себе оттенок эротичности, подсознательное приглашение и обещание дальнейшего "продвижения". Существует множество упоминаний, подтверждающих мысль об их эротической притягательности. Поэзия, проза, письма, дневники, иллюстрации, картины и пьесы — везде подчеркивается аура соблазна, окружавшая как подвязку, так и женщину, надевающую или снимающую ее.
Самая знаменитая подвязка — та, что носили двадцать четыре кавалера ордена Подвязки. Это высочайшая честь, оказываемая рыцарям в Англии. Своим существованием она обязана символическому жесту мужчины по отношению к женщине.
Считается, что голубая бархатная подвязка, которая повязывается под левым коленом, должна напоминать об инциденте, имевшем место в 1348 г. на балу в Кале, устроенном в честь взятия города. Король Эдуард III, танцевавший графиней Солсбери, в которую был влюблен, заметил, что одна из ее подвязок упала. Чтобы спасти даму от смущения и бесчестья, он поднял подвязку, не обращая внимания на перемигивания и перешептывания окружающих, повязал ее вокруг своего собственного левого колена и произнес знаменитую фразу: "Позор тому, кто дурно об этом подумает". Нужно обладать особым даром, чтобы сказать нужные слова в нужный момент.
Перед юношей открывалось несколько возможностей для получения ответа на сладострастный вопрос, что же спрятано выше подвязки: он мог подсмотреть, как девушка надевает подвязку, затеять с ней шумную игру, пока девушка не упадет (в книгах и на картинах описывается множество случаев с падением вверх тормашками, имевших место в ХУП-ХУШ вв.), или же он мог качать свою возлюбленную на качелях, что было довольно распространенной уловкой.
Таким образом, качание на качелях стало весьма по¬пулярным времяпрепровождением среди любовников: Се-лии, Сильвии, Юлии, Филлис играли в дразнящее "Сейчас ты видишь, а сейчас — нет", взлетая на безопасную высоту. Были и другие, менее утонченные приемы:
Хочешь показать подвязки, сохранив лицо, —
Надень короткий кринолин на широкое кольцо.
Но поверьте мне, умные женщины знали более простые и эффективные способы предстать во всей красе. Шумная героиня и "женщина для утех" из романа Джона Клеланда "Фанни Хилл" великолепно растолковывает нам, что считалось ненасытной сексуальностью в XVIII в. (зеленей от зависти, Мадонна!). Фанни, благослови ее Господь, постоянно одевается и раздевается, снимает и на¬девает шляпы, платья, сорочки, корсеты и нижние юбки в искреннем стремлении доставить удовольствие своему мужчине.
Ни разу за все свое пикантное, основанное на личном опыте повествование она не упоминает чулки — в то время как "аккуратная ножка", "потерявшая подвязку", которую она без колебаний повязывает при нем, образ достаточно сильный, чтобы вызвать живой отклик в муж¬чине — как наблюдающем за процессом, так и читающем об этом.
Подвязки были ключом к райским вратам, желанным трофеем для любовника, а в те времена, когда женщины еще вообще не знали панталон (Фанни уж точно их не носила), вся область за пределами подвязки представляла собой одно сплошное поле для завоевания. Потенциальный любовник должен был лишь преодолеть хрупкое социальное препятствие, воплощенное в подвязке, которое по принятым тогда правилам было так же несокрушимо, как директорианские панталоны!
Частичная демонстрация женских подвязок, таким образом, приобретает громадное значение — тут же появляется волнующая и одновременно психологически сдерживающая "тупиковая" область. Пылкому поклоннику было, конечно, трудно воспринять этот код, но выражение "она забрасывает подвязку" в начале XX в. относилось к девушке, которая рассчитывает подцепить мужа.
Подвязки все еще делались из лент и шелковых полосок — во французском Лионе и в английском Ковентри изготовлялись лучшие ленты и тесьма, которые завязывались — или изредка застегивались — выше или ниже ко¬лена:
Не важен, поверьте, чулок моих цвет,
И как повязать: высоко или нет.
На некоторых подвязках были вытканы совершенно очаровательные и смелые рисунки или высказывания — естественно, за ними охотились отважные поклонники... настолько рьяно, что женщины использовали насмешливо-строгие обращения, чтобы защититься. "Мной сердце отдано давно", — написано на одной подвязке, в то время как другая подвязка 1717 года гласит: Оно моей любви верно". А подвязка 1738 года без обиняков язвительно заявляет: "Здесь нечего искать".
К концу века наиболее смелые и модные дамы доверялись подвязкам с пружинками из медной проволоки, вставленными в толстую подкладку. Некоторое время подвязки сохраняли эластичность.
Эту технологию изобрел дантист-хирург Мартин ван Батчелл из Вестминстера. В 1783 г. он пытался запатенто¬вать "пружинные ленты или застежки для различных нужд". Бывший ученик знаменитого шотландского хирурга Джона Хантера, к 1769 г. он уже рекламировал искусственные зубы с "золотыми пружинами". Будучи несколько эксцентричным человеком (он ездил на лошади, раскрашенной в разные цвета, и держал дома забальзамированное тело своей первой жены, пока его вторая жена не выразила вполне справедливое возмущение), Ван Батчелл прекрасно умел рекламировать собственную продукцию и постоянно информировал о ней, выступая с публичными сообщениями.
В 1791 году, когда принцесса Фредерика Прусская вышла замуж за герцога Йоркского, сына Георга III, ван Батчелл рекламировал на цветной гравюре (ранний рекламный плакат) "Румянец герцогини, или Пламя Йорка" пружинную подвязку ван Батчелла — ярко-красный сувенир на память об августейшей свадьбе! Пружинные подвязки стоили дорого, зато исключали возможность того, что, слабо затянутые, они упадут и станут добычей какой-нибудь презренной кокотки.
С различными предметами одежды были традиционно связаны стойкие предрассудки. Фольклор изобилует упоминаниями перчаток, туфель, чулок, сорочек, подвязок, носовых платков, сумочек и пуговиц, а среди них туфли, чулки и подвязки — трио, отражающее суеверия, связанные со свадьбой.
В XVII и XVIII вв. туфли и чулки символизировали удачу. Туфли бросали вслед новобрачным, когда они вступали в новую совместную жизнь, и даже в наши дни туфли часто привязывают сзади к машине молодых. В счастливую пару также кидали чулки.
Обычай бросать чулки описал француз Анри Миссон в 1698 г.:
Молодой, который при помощи Друзей раздевается в другой Комнате, в своей Ночной Рубашке спешит к своей Супруге, которую окружают ее Мать, Тетка, Сестра и Подруги, и без дальнейших церемоний ложится в кровать. Друзья Молодого берут чулки Новобрачной, а Подруги Новобрачной берут чулки Молодого. Все садятся в ногах (спиной к кровати) и бросают Чулки через Голову, стараясь попасть в Новобрачных. Если чулки Мужа, брошенные Девицей, падают на голову Молодого, это означает, что она сама вскоре выйдет замуж; эта Примета точно так же распространяется на Мужчину, бросившего чулки Супруги.
Этот обычай был жив в Шотландии еще в XIX в. В 1823 году некто сообщал, что бросается левый чулок — в фольклоре левый часто господствует над правым. Примерно к 1850 г., хоть бросание чулок и оставалось частью свадебных увеселений, мишени поменялись, и теперь уже настала очередь невесты кидаться чулками!
Подвязки отвечали за другой вид удачи. Как вы могли догадаться, их связывали с плодовитостью. Подвязки невесты были страшно важны: они предвещали достижение цели, исполнение желаний, потомство, и за них всегда разгоралась яростная борьба. В пьесе 1700 г. леди, одевающаяся на собственную свадьбу, восклицает: "Я забыла сва-дебные подвязки... Ах нет, они на мне! Какая за них будет борьба... и кого-нибудь ущипнут за ногу".
Развязывание свадебных подвязок было глубоко символичным действием. Анри Миссон пишет:
Друзья Молодого стягивают с Новобрачной Подвязки, которые она перед этим развязала, чтобы они свисали и любо¬пытная Рука не могла подобраться слишком близко к Колену. После этого Подвязки привязываются к Шляпам Кавалеров, Подруги Новобрачной относят Новобрачную в Опочивальню, где раздевают ее и кладут на Кровать.
Вы можете себе вообразить, чтобы сегодня гость на свадьбе разгуливал с подвязками невесты на шляпе? Свадебные подвязки представляли собой маленькие изящные пояски из шелковой ленты приятных расцветок. Большой популярностью пользовался голубой цвет, цвет постоянства, но красный и белый были также распространены. Зеленый считался несчастливым.
Еще одна романтическая традиция, связанная с подвязками, дожила до XIX в.: юноши неслись наперегонки от церкви к дому невесты после свадебной церемонии, и победитель заявлял о праве снять левую подвязку невесты, которую впоследствии он сможет повязать вокруг колена своей настоящей возлюбленной в качестве амулета, оберегающего от неверности. И сейчас фотографы на свадьбах иногда просят невесту приподнять подол юбки, чтобы была видна подвязка (обычно голубая), невеста может даже снять ее и бросить в толпу гостей, чтобы кто-нибудь поймал.
Подвязками из кожи угря лечили от судорог и ревматизма— но сперва надо было наловить "весенних угрей"! У чулок тоже имелись магические свойства. Повешенные крест-накрест в ногах кровати с воткнутыми булавками, они отгоняли ночные кошмары и нечисть. Идея перекрещивания встречается в фольклоре также, когда речь идет о туфлях и перчатках. Невеста сможет зачать, только если подружки невесты позаботились о том, чтобы положить ее чулки на кровать крестом в брачную ночь.
URL записиГлавы из книги Розмари Хоторн «Неглиже».
С чего все началось
На штаны пошло тысяча сто пять с третью локтей белой шерстяной материи. И скроены они были в виде колонн, с желобками и прорезами сзади, чтобы почкам было не слишком жарко...
Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Вы удивились бы, узнав, что чулкам больше 3000 лет? Их история тесно связана с историей вязания, и это простое ремесло было распространено на Ближнем Востоке задолго до правления Клеопатры. Кочевые племена Аравии вязали носки под сандалии на простых рамках с гвоздиками, похожих на те, что до сих пор радуют детишек и называются французское вязание. Женщины пряли пряжу, а мужчины вязали.
читать дальшеСтранно представить великолепную, обольстительную Клеопатру, надевающую носки, чтобы песок не забивался между пальцами. Во времена Христа в Аравии произошел постепенный переход от рамки с гвоздиками к костяным и деревянным крючкам и спицам, и с тех пор это ремесло распространилось вместе с христианскими миссионерами, которые таскали с собой свое рукоделие из страны в страну.
Морские торговцы покупали образцы вязания, что объясняет, как эти навыки смогли так быстро достичь Испании, откуда в результате произошли самые красивые и сложные способы вязки. К XI в. н. э. Испания стала центром изготовления шелковых чулочных изделий ручной вязки. Модное веяние затем быстро достигло Франции и других стран Европы — примечательно, что за исключением Британских островов. В те времена вя-зание оставалось тесно связанным с духовенством, а в изделия высочайшего качества должны были облачаться священники.
Церковь процветала в течение Средних веков, когда профессиональное вязание в Европе достигло чрезвычайно высокого уровня. Две спицы или больше использовались для изготовления изысканных чулок и церковных перчаток из шелка с разноцветными узорами, а в это время крестьяне вязали шерстяные шапки и другие простые предметы одежды из грубой упругой сетки.
Чулочные изделия изначально были двух видов — длинные, до бедра, если вы богаты, и короткие, едва доходившие до колена, если вы бедны. На французской картине XIII в. изображены Гаспар и Мельхиор — двое из волхвов, принесших дары Христу. На них надеты длинные чулки до бедра (особенно хорош Мельхиор в черных с золотым узором) и что-то похожее на пару резинок. И знаете что?.. Это они и есть! Под одеждой у них были кожаные пояса с петельками, которые прикреплялись к верхней части чулка. Разумеется, первыми задумались о подвязках французы. Потом, как это случалось с множеством других практичных нововведений цивилизации, о них и думать забыли примерно на 600 лет.
И длинные и короткие чулочные изделия были очень ярких расцветок, особой популярностью пользовались чулки с пришитыми полосками из лент. Упоминания о таких чулках — и мужских и женских — то и дело встречаются в "Кентерберийских рассказах" Джеффри Чосера, в том числе в строках о великолепной Батской Ткачихе:
Чулки носила красные она
И башмачки из мягкого сафьяна.
Не все чулки были вязаными. В Британии, как и в других странах, большинство чулок изготовлялось из ткани, раскроенной поперечным кроем.
Эти "кроеные чулки" (или нарезки) шились, вероятно, по той же выкройке, что и те, которые носили французские монахини с XV в. до 1970 г. Облачение монашек, за основу для которого было взято средневековое крестьянское платье (скромное и неудобное), включало в себя чулки или шоссы (плотная одежда, надевающаяся на ноги) из ткани косого кроя или домотканой. Чулки были двух видов — для зимы и для лета. Одни из шерсти с саржевым переплетением, другие — из плотного льна. И те и другие шились вручную, швом с щедрым припуском. Эти чулки были такими плотными и несгибаемыми, что легко ставились в угол, как пара сапог. Были ли они удобными? Мы не знаем... но в 1490 году ходил такой стишок:
Она, как гусыня, хромает —
Ходить ей чулочки мешают.
У шоссов иногда имелись завязки, чтобы не сползли, но и короткие чулки можно было также просто подвязать под коленом. Мужские длинные чулки в те времена снабжались более сложным устройством: в верхней части или кайме проделывались петельки, через которые пропускались шнурки. Затем шнурки продевались в соответствующие дырочки на жакете или камзоле. В сущности, это была еще одна древняя разновидность подвязок (но не таких элегантных, как у волхвов).
Молодые люди той эпохи в полной мере выставляли напоказ свои мужественные конечности, как и другие признаки мужественности, поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре чулки, став чрезвычайно длинными, были соединены в промежности и поднялись далее вверх — выше бедер, чтобы превратиться в трико, которое сперва едва прикрывало зад. Балет будет вечно обязан этому фасону, подчеркивающему мужскую стать, как видно из стишка:
Когда пред восхищенным залом
Нуреев в танце вел Марго,
Чуть подвело его трико,
И Руди больше видно стало.
Трико все чаще стали пристегиваться к все укорачивающемуся камзолу тем же самым способом, что и раньше, хотя теперь подвязки часто заканчивались декоративными метал-лическими наконечниками. Чулки ярких расцветок, часто пестрые, были в моде — так, одна нога могла иметь темный цвет, другая — светлый, или на одной ноге мог быть зигзаго-образный рисунок, а на другой — вертикальные полоски.
В костюме использовались всевозможные идеи, но главной целью были контраст и роскошь. Как говорит один из героев пьесы того времени: "Должны же мои ноги чем-то различаться, ведь одна стоит мне на двадцать фунтов больше, чем другая".
К концу XV в. та часть трико, которая прикрывала мужские ягодицы, получила название шаровары или бриджи и могла изготовляться из другого материала и украшаться орнаментом, отличным от орнамента, украшавшего штанины, — создалось впечатление, что это отдельная деталь туалета... но это, леди и джентльмены, совсем другая история.
Достойно королевы
Вязание, вне всякого сомнения, было чрезвычайно выгодным и созидательным делом в британской истории. С тех пор как оно распространилось в Англии, даже самые скромные семьи могли подзаработать на дому. К концу XV в. вязаная одежда вошла в повседневную моду, а с образованием гильдии вязальщиков стала предметом не просто ремесла, но искусства. Так же как и в случае с вышивкой, изготовлением гобеленов и кружев, в гильдии заправляли мужчины — из женщин туда допускались только вдовы, чтобы сохранить мастерство их покойных мужей.
Вязальщик-подмастерье должен был постичь все тайны профессии, прежде чем стать членом гильдии. Три года мальчики изучали основы ремесла, после чего их отправляли за границу для глубокого изучения различных форм замысловатого вязания, принятых в других странах. В конце срока они изготовляли для экзамена рубашку, фетровую шляпу, пару узорчатых чулок и ковер.
Италия была одним из тех мест, которые, несомненно, следовало посетить честолюбивому ученику-вязальщику. В 1562 г. Элеонора Толедская, итальянская аристократка, была погребена во Флоренции, одетая не только в роскошную дорогую одежду, но и в пару великолепных красных шелковых чулок, связанных вручную, с ткаными горизонтальными подвязками. Женщина ее положения была знакома с подобной роскошью с детства.
А вот бедная королева Елизавета I, в отличие от своих французских, итальянских и испанских коллег, вынуждена была обходиться старыми нарезками, которые плохо сидели и куда хуже облегали ногу.
Генри Герн, поставщик чулочных изделий для королевы, снабжал ее чулками косого кроя из шерсти, льна или — реже — из шелка. Королева любила танцевать гальярду в "благородной" итальянской манере, надев модные платья с широкими юбками, из-под которых были видны изящные щиколотки, так что неудивительно, что в молодости она мечтала о более соблазнительных чулках, чем те, что шил господин Герн, ведь они, хоть и делались из тонкого шелка, очень непривлекательно морщились.
Она, вероятно, решила во что бы то ни стало получить желаемое. Во всяком случае, в 1562 г. — по совпадению, именно в этом году преставилась Элеонора— зафиксировано, что на Новый год, в день, когда по традиции можно было преподносить августейшим особам подарки, включая одежду, Роберт Роботам, хранитель парадного гардероба ее величества, подарил королеве "две пары вязаных черных чулок", и на следующий год, обратите внимание, он поступил так же.
Похоже, это были иноземные диковинки (все придворные были склонны к скрытности и разыгрывали карту "личных услуг Елизавете" с предосторожностями), но считается, что первую пару английских связанных вручную шелковых чулок изготовила и подарила Елизавете госпожа Элис Монтегю, "шелковая дама Ее Королевского Величества", в 1564 г., когда королеве исполнился 31 год — в этом возрасте женщине особенно нравится чувствовать себя элегантной.
Елизавету подарок совершенно очаровал, и госпожа Монтегю, использовавшая, по общему мнению, в качестве образца пару испанских чулок, подаренных покойному сводному брату Елизаветы Эдуарду одним из придворных, сэром Томасом Грешамом, пообещала своей госпоже, что "лично изготовит еще одну пару". Ответ королевы записан: "Да, сделайте это, ведь я так люблю шелковые чулки — они приятны, изящны и тонки, отныне я больше не буду носить матерчатые". Госпожа Монтегю сдержала слово и на следующий год связала еще пару роскошных чулок плюс "пару подвязок из тафты с густой золотой бахромой на концах". Счастливица Бесс!
Однако совершенно очевидно, что госпожа М. вязала не слишком быстро, поскольку Елизавета, не сдержав обещания, заказывала нарезки у Генри Герна (возможно, чтобы носить их в холодную погоду или в качестве защиты — поверх шелковых). Шесть пар шерстяных чулок были поставлены в 1568 г., а в 1571-м он изготовил еще одиннадцать пар шерстяных чулок с двойной каймой из бархата и на подкладке из тафты, пришитой шелковыми нитками. Бархатная кайма пришивалась по верхнему краю чулок для прочности.
Учитывая, насколько плотными, по-видимому, были эти чулки, неудивительно, что Елизавета не отказалась, когда сэр Уолтер Рэли предложил постелить свой плащ, чтобы королеве не пришлось наступать "вон в ту лужу": чулки от Генри Герна сохли бы целую вечность...
Элис Монтегю также изготовила в 1577 году для Елизаветы пару шерстяных вязаных чулок из норвичской камвольной пряжи — и после этого ее госпожа, похоже, все-таки отказалась от старомодных матерчатых чулок. Королеве нравилось быть современной, и теперь у нее имелся набор цветных шелковых чулок, связанных вручную, которые следовало содержать в чистоте и опрятности. "Хорошенько следите за тем, чтобы у чулок не было спущенных петель", — постоянно напоминала она, и эти драгоценные вещи стирали сами изготовители, а не прачки, поскольку считалось, что привыкшим иметь дело с грубыми льняными простынями прачкам недоставало для этого умения.
Королева страшно гордилась своими нарядами, чего не скажешь о ее бедной кузине Марии, королеве шотландской, которая взошла на эшафот холодным февральским днем 1587 г. в старомодных чулках из камвольной шерсти, в каких Елизавета никогда не позволила бы себе умереть. Именно страстное стремление королевы получить как можно больше изысканных чулок в сочетании с ее заявлением о том, что эта новая мода "взрастила новое ремесло, кото-рое может дать работу многим моим подданным", в результате привели к развитию в Англии производства чулочных изделий.
Вяжущий викарий
В шелковых чулочках преклони колени.
В церкви все едины будут для молений.
Джордж Герберт
В церкви все едины будут для молений.
Джордж Герберт
В 1560 г., примерно в то время, когда, как мы полагаем, Елизавета впервые заговорила о превосходных вязаных шелковых чулках, в Ноттингеме родился Вильям Ли. В над-лежащий срок он был рукоположен и стал его преподобием Вильямом Ли, магистром искусств, викарием Калвертона, Ноттингемшир.
Подобно многим достойным священникам, помимо еженедельной проповеди и постоянного руководства своей паствой, он был страстным приверженцем более практичного времяпрепровождения, способного привнести гармонию — и деньги — в его жизнь. Вильям Ли был изобретателем, и вместе со своим братом Джеймсом он разработал вязальную машину, на которой можно было изготовлять чулки.
Это был первый механический ткацкий станок для чулок. Ли — один из немногих прирожденных изобретателей, когда-либо живших на свете, это редкие люди. До него не существовало каких-либо машин для вязания, и никто о них даже не думал. Ли вынашивал эту идею и разработал ее практическое воплощение с нуля.
Говорят, будто он придумал ее, наблюдая за своей невестой, поглощенной вывязыванием аккуратной пятки на шерстяном чулке. На одной спице держались петли, а на другую проворные пальцы быстро нанизывали новый ряд. Такие наблюдения и помогли ему создать станок, способный вязать грубые шерстяные чулки, которые оставалось лишь вручную скрепить сзади одним швом.
В 1589 г. священник продемонстрировал свой опытный образец королеве, но на Елизавету это не произвело впечатления — или она просто не подала виду. Она отказалась выделить денежную субсидию и обеспечить ему монополию или патент на работу под ее покровительством, посетовав, что грубоватая продукция, производимая на станке, не идет ни в какое сравнение с тонкими шелковыми чулками, связанными вручную, которые она уже привыкла носить.
"Я слишком люблю своих бедных подданных, зарабатывающих себе на хлеб вязанием, чтобы дать деньги на изобретение, которое приведет их к разорению, лишив источника дохода, и, таким образом, сделает нищими, — сказала королева, а после добавила:
— Если бы мистер Ли создал машину, на которой можно было бы изготовлять шелковые чулки, наверно, в некотором смысле было бы оправдано мое решение предоставить ему эту монополию, каковая затронула бы лишь малое число моих подданных, но возмож-ность пользоваться привилегией изготовления чулок для всех моих подданных слишком важна, чтобы доверить ее одному человеку".
Иными словами, Елизавета, хотя и поступила с деловой точки зрения недальновидно, рассудила вполне здраво, что, будучи королевой, ей лучше не рисковать: это изобретение привело бы к краху тех, кто занят ручной вязкой, и она была бы за это в ответе.
Ли был жестоко разочарован резким отказом королевы, но, вернувшись в Калвертон, продолжил совершенствовать свою машину в тщетной надежде, что Елизавета сочтет воз-можным помочь ему когда-нибудь в будущем.
Неужели все были настолько слепы, что не понимали, какие возможности открывает станок? Или у самой королевы и так имелось слишком много чулок? Какова бы ни была причина, его работа не получила признания в Англии. Позже Ли придумал станок для вязания из шелка и в результате эмигрировал со своими изобретениями во Францию, в Руан, где снова стал искать королевского покровительства.
На Генриха IV, короля Франции, выдумка Ли произвела впечатление, и он обещал изобретателю поддержку, но, к сожалению, был убит, не успев поставить на контракте королевскую печать. Потом у Франции появилось слишком много своих внутренних проблем, чтобы заботиться об иноземном мастере (Ли даже чуть не посадили в тюрьму). Так что, хотя Ли и создал несколько действующих станков, он до своей смерти (около 1611 г.) остался отверженным, нищим человеком и был похоронен в безымянной могиле под Парижем.
После смерти Ли его брат Джеймс, уехавший вместе с ним во Францию, вернулся в Англию и организовал машинное вязальное производство. Медленно, почти незаметно, навыки вязания чулок укоренились в лондонском Ист-Энде (центре торговли шелковыми тканями, где шили великолепную одежду), затем распространились дальше, в графства Кент, Суррей, Эссекс и Мидлсекс, а потом — в восточную часть центральных английских графств: спер¬ва в Лестер, потом в Дерби и наконец в Ноттингем — на родину изобретателя.
Тем временем машины — и ноу-хау, — которые Ли оставил во Франции, продолжали действовать, дав толчок фабричному производству чулок, товара, который будет господствовать на мировом рынке трикотажных изделий к концу XIX в. Ирония судьбы!
В 1663 г., почти через сто лет после изобретения станка, Карл и издал указ о создании Гильдии машинных вязальщиков, так что творению его преподобия Вильяма Ли в конце концов воздали должное. В последующие два столетия ручное вязание вытеснялось все дальше на север, в менее развитые области и в сельскую местность. Оно сохранилось в качестве кустарного производства в Йоркширских долинах, на малонаселенных островах, в других малопосещаемых уголках Британии и продолжало держаться на плаву в неурожайные годы девятнадцатого столетия, когда из-за череды войн понадобилось бросить все силы на снабжение армии.
"Носки, носки, носки для солдатиков", — пели детишки, пока спицы летали взад-вперед — ряд за рядом... ну, как обычно, это дурной ветер, который не приносит никому добра...
Подвязки накрест, короткие штаны, стрелки и чулки с подкладкой
Он явится к ней в желтых чулках, — а этот цвет она ненавидит, — и в подвязках накрест — мода, которой она не выносит...
Уильям Шекспир, «Двенадцатая ночь, или Что угодно»
Уильям Шекспир, «Двенадцатая ночь, или Что угодно»
Поскольку в прежние времена мужчины, а не женщины упорно демонстрировали свои затянутые в чулки ноги, нам необходимо изучить причуды их одежды для дальнейшего освещения эволюции чулок.
В облике мужчины из высшего общества XVI и начала XVII в. преобладала ярко выраженная мужественность: внушительный торс, узкая талия и крепкие бедра, которые конусообразно сужались, переходя в полные ноги с мускулистыми икрами и аккуратными щиколотками. Для гармонии с мощным торсом была существенно важна пара "замечательно красивых" стройных мужских ног, и появилось множество способов подчеркнуть их достоинства, например подвязки накрест.
Обычай носить подвязки накрест уходит в прошлое на сотни лет, к тому времени, когда льняные или шерстяные полосы ткани наматывались поверх чулок от щиколоток до ко-лена — на манер портянок, а их концы заправлялись внутрь или завязывались. Часто онучи полностью заменяли чулки. И крестьяне и джентри1 обматывали ноги — крестьяне для защиты, джентри для красоты. Подвязки накрест носили только придворные и духовенство, и этот фасон с удовольствием переняли молодые аристократы во второй половине XVI в.
В надежде привлечь внимание к ладным ногам, облаченным (как подобает) в гладко натянутые чулки, подвязки накрест завязывались так: подвязка, которая теперь была сделана из шелковой ленты, прикладывалась спереди ниже колена, концы отводились назад, где перекрещивались, и завязывались большим бантом сбоку или — реже — спереди. Отличным образчиком этого стиля является бедный обманутый Мальволио из шекспировской "Двенадцатой ночи", но только вот подвязка, прошу заметить, не обвивала ногу, словно виноград садовую решетку, как показывают во многих постановках!
Елизаветинские шелковые чулки были безумно дорогими. В счете от портного 1600 г. указано: "Заплачено за пару мужских шелковых чулок 25 шиллингов" — по тем временам это были большие деньги.
Во времена Елизаветы бытовала еще одна любопытная мода, чисто мужская, на "короткие штаны" (также известны как широкие штаны, чтобы окончательно вас запутать!). Они входили в костюм, состоявший из двух частей: пышного (на подкладке) камзола, скроенного наподобие того огромного, который носил мистер Панч (аналог русского Петрушки), и штанов, также мешковатых и пышных (даже, как я читала, с прорезями и отверстиями), которые доходили до колен, где прикреплялись к тонким чулкам, создавая с ними единую конструкцию — это и были "короткие штаны".
Пышности добивались, набивая штаны тряпками, шерстью, волосом и даже отрубями. Есть замечательная история о молодом человеке, который, увлекшись горячей, оживленной беседой с группой дам, зацепился штанами за гвоздь, и оттуда посыпались отруби. Штаны осели — к ужасу владельца и крайнему веселью и восторгу дам!
Богатые аристократы хранили верность этому несклад¬ому фасону вплоть до прихода короля Карла I — человека со вкусом, причем строгим, — когда огромные камзолы и короткие штаны значительно усохли. Однако щеголи продолжали заботиться о форме своих ног и еще несколько десятилетий носили фальшивые икры "по необходимости".
Термины "стрелки" и "завитки" относятся к отделке или вышивке на внутренней и внешней стороне чулок, украшающей в первую очередь щиколотки или голени. Эти слова встречаются в источниках еще 1530 году (и даже сегодня любой производитель чулочных изделий поймет, о чем идет речь), но происхождение этих терминов неясно. Считается, что словом "стрелка" обозначается "стрелка часов" или широко распространенный рисунок "елочкой". Это была декоративная техника, впервые примененная к изготовлявшимся на заказ чулкам, чтобы спрятать уродливые "подгоночные" швы на щиколотках. Вставные стрелки — вшитые клинья, применявшиеся также для подгонки, они достигали 14-18 сантиметров в длину. В XVI и XVII вв. и мужчины и женщины очень ценили искусно украшенные чулки, и на некоторых чудес¬ных полотнах такие можно увидеть.
Мне очень нравится выставленный в Музее Виктории и Альберта портрет Ричарда Сэквила, графа Дорсетского, написанный в 1616 г., изображающий его сиятельство в шикарных ярко-голубых шелковых чулках с великолепными стрелками от щиколотки до середины икры, выполненными золотой нитью с внешней и внутренней стороны.
Молодые люди могли привлечь внимание к своим ногам также посредством чулок с подкладкой. Это были "верхние" чулки, предохранявшие более изящные, дорогие "нижние" от контакта с грубой внутренней поверхностью сапог. Верхние части были великолепно украшены и окаймлялись тончайшей вышивкой, они выглядывали из-за голенищ вышеупомянутых сапог или заворачивались поверх них. Будучи предметами роскоши, верхние части были съемными — их носили с разными "верхними" чулками по необходимости.
Пока что мы рассказываем в основном о мужчинах, следивших за капризами чулочной моды, хотя в XVII в. женские чулки были точно такими же, как и мужские, во всех отношениях, если не считать того, что их не было видно (почти) после примерно 1625 г., когда юбки стали подметать подолом пол, и длина их оставалась такой последующие 50 лет. Все начинает выглядеть гораздо веселее, легче и миловиднее, когда Карл и возвращается из изгнания в смехотворных ренгравах (коротких штанах, широких и больше напоминавших юбку).
В свое время Карл весьма близко познакомился с множеством женских чулок и подвязок. Взять для начала хотя бы те, что носила его жена, Екатерина Браганская, возможно, несколько жестковатые и перекрахмаленные; но те чулки, что носили его любовницы — леди Каслмейн, леди Портсмут, Люси Уокер и в особенности Нелл Гвин, — были, я полагаю, намного приятнее на ощупь...
Нелли из Уэльса
Знала, что почем,
И лучшее приберегла
Для встречи с королем.
В XVIII в. чулки — как мужские, так и женские — становились все более привлекательными, совершенными и удобными. Их вязали вручную или на станке, и, хотя многие старики не желали отказываться от изготовленных на заказ чулок, к каким привыкли в юности, молодые щеголи теперь носили полосатые, клетчатые и пестрые.
В производстве чулок использовался хлопок, шерсть, джерси, камвольная пряжа или шелк, популярными цветами были красный, алый, голубой, коричневый и серый, но подобающе одетый представитель среднего класса или аристократ надел бы черные, которые годились для любого случая, кроме свадьбы или бала, когда белый цвет был обязательным. Женские чулки заканчивались прямо над коленями, выполнялись они тонкой или грубой вязкой из камвольной пряжи, хлопка, шелка и совершенно уникального газового шелка. В 1755 году получила развитие новая идея, предложенная в "Солсбери джорнэл", где предлагалось, чтобы "имя дамы было выткано на чулке в процессе изготовления".
Кому было, похоже, наплевать на свое имя, так это проститутке с великолепного полотна Уильяма Хогарта "Сцена в таверне". Она чувственно раздевается при людях, на ней голубые чулки, украшенные алыми зигзагами и короной над вставными стрелками. Подарок знатного клиента? Или краденые? Или куплены на барахолке? Мы этого не знаем, единственное, что нам ясно: эти элегантные чулки обеспечивают отличный пиар и привлекают должное внимание к ногам. Подвязки на девушке тоже алого цвета... в соответствии с ее профессией.
На другом конце социальной лестницы— законодательница хорошего вкуса для аристократии, добропорядочная Джейн Остин, которая испытывала явную слабость к чулкам, она часто упоминает их в своих романах, а также в письмах к сестре Кассандре:
Ты ничего не говоришь о шелковых чулках. А посему я тешу себя надеждой, что Чарльз [Фаул — близкий друг семьи] не смог их купить, поскольку мне будет затруднительно за них рассчитаться— все свои деньги я потратила на покупку белых перчаток и розового фильдеперса [фильдеперс— тонкий шелк, использовавшийся в качестве подкладки].
Любопытно узнать, что в 1796 г. светский молодой человек мог купить для девушки чулки, и это не сочли бы дерзостью.
Синие чулки и щеголи
Представьте, сэр, у нас на парадном обеде рядом со мной сидела молодая нахалка из аристократок, и один джентльмен сказал мне, что она очень умна и носит синие чулки. Я не понимаю, какое отношение это имеет к интеллекту...
Пародийное письмо редактору. "Мир моды", 1824 г.
Пародийное письмо редактору. "Мир моды", 1824 г.
Сейчас нам следует упомянуть о "синих чулках", термине, которым сегодня несколько иронично называют женщин, склонных к науке и литературе и выглядящих из-за этого неженственными. Полная чушь!
Разумеется, такое неверное представление создалось из-за того, что штамп придумал мужчина, но справедливости ради следует заметить: он распространял свой сарказм на представителей обоих полов.
Примерно в 1400 г. в Венеции было основано общество интеллектуальных дам и джентльменов, которые в качестве отличительного знака носили синие чулки. К 1590 г. этот кружок зачах в Италии, но расцвел в Париже, где клуб Basbleu (синий чулок) был самым писком моды среди дам ученых. В XVIII в. он переправился через Ла-Манш, из Франции в Англию, где уже созрела неосознанная тяга к "синечулочности" — одно¬временно с левыми политическими взглядами. В Лондоне синие чулки официально появились в 1750 году вместе с собраниями в доме Монтегю, куда приходили и женщины, — там участники не играли в азартные и шумные игры, а вели оживленную ученую беседу.
Главным активистом собраний был мистер Бенджамен Стиллингфлит, который обычно носил дешевые синие шерстяные чулки, пренебрегая подобающим джентльмену черным шелком. В связи со столь скандальным отступлением от норм в одежде адмирал Боскавен (определенно носивший только черный шелк) окрестил всю компанию «Обществом синих чулок», и это прозвание прилипло... к женщинам!
В XVIII в. процветала сатира, временами довольно жестокая — писатели и драматурги без колебаний выставляли на всеобщее осмеяние слабости высшего общества. Но часто это имело вид обмена легкими взаимными колкостями между оппонентами. Насмешки над одеждой и "их манерой одеваться" считались честной игрой... и чулки не составляли исключения:
Лорд Фоппингтон. Эти чулки несколько толсты в икрах. Я в них похож на носильщика.
Чулочник. Милорд, мне кажется, они выглядят прекрасно.
Лорд. Послушайте, вы! В этих вопросах я смыслю больше ва¬шего. Я изучал их всю жизнь! Так вот, следующую пару надо сделать потоньше.
Чулочник. Но, милорд, эти чулки точно такие же, как те, что я имел честь поставлять вашей светлости в столице.
Лорд. Весьма возможно, мистер Мендлегс; но то было в нача¬ле зимы! Знайте, мистер Чулочник, что, делая весенние ноги джентльмена столь же толстыми, как осенние, вы совершаете чудовищную оплошность, ибо не принимаете в расчет, что после зимнего сезона джентльмен худеет.
Это был вариант комедии Джона Ванбру "Неисправимый" в исполнении Р.Б. Шеридана, названный им "Поездка в Скарборо".
В последней четверти XVIII в. проявилась внезапная страсть к полоскам, как горизонтальным, так и вертикальным. Такие чулки носили "маркони" — члены клуба молодых эстетов, которые после большого путешествия по Италии переняли особую щегольскую манеру одеваться. А еще они носили длинные блестящие локоны и ходили с моноклями. В стиле они были сродни "жасминам", еще одной группе беспутных молодых людей (отсюда пренебрежительная поговорка наших дедов: "Вырядился, как жасмин"), которые не только любили локоны, монокли, но и обожали одежду в полоску, а также перчатки, надушенные жасмином. Превосходно, да?
Венец славы
"Крепко — свободно", — игра, распространенная среди мошенников в елизаветинскую эпоху. Называлась также "Проколи подвязку" (подвязку складывают пополам и затем кольцом, образуя две петли; играющему предлагается вставить в петлю палку: если при натяжении концов подвязки палка остается внутри, он выиграл).
Хотя чулки были широко распространены, доступны и, по необходимости, великолепно украшены, — следует подчеркнуть, что чулки, которые носили женщины, в течение первых восемнадцати столетий нашей эры ни в коей мере не представлялись чем-то эротичным. В XVIII в. балом правила грудь, она была основой женской привлекательности; красивая, хорошо сложенная грудь, особенно приподнятая, могла взбудоражить вообра¬жение молодого — или пожилого — человека!
Престарелый писатель доктор Самуэль Джонсон в 1750 году заметил своему другу, актеру Давиду Гаррику: "Я больше не приду к вам за кулисы, Давид, поскольку белые шелковые чулки и белые груди ваших актрис тревожат мои любовные склонности". Так что, возможно, интеллектуалы были уже близки к цели.
Но подвязки... о, с ними все происходило совсем по-другому.
Подвязки несли в себе оттенок эротичности, подсознательное приглашение и обещание дальнейшего "продвижения". Существует множество упоминаний, подтверждающих мысль об их эротической притягательности. Поэзия, проза, письма, дневники, иллюстрации, картины и пьесы — везде подчеркивается аура соблазна, окружавшая как подвязку, так и женщину, надевающую или снимающую ее.
Самая знаменитая подвязка — та, что носили двадцать четыре кавалера ордена Подвязки. Это высочайшая честь, оказываемая рыцарям в Англии. Своим существованием она обязана символическому жесту мужчины по отношению к женщине.
Считается, что голубая бархатная подвязка, которая повязывается под левым коленом, должна напоминать об инциденте, имевшем место в 1348 г. на балу в Кале, устроенном в честь взятия города. Король Эдуард III, танцевавший графиней Солсбери, в которую был влюблен, заметил, что одна из ее подвязок упала. Чтобы спасти даму от смущения и бесчестья, он поднял подвязку, не обращая внимания на перемигивания и перешептывания окружающих, повязал ее вокруг своего собственного левого колена и произнес знаменитую фразу: "Позор тому, кто дурно об этом подумает". Нужно обладать особым даром, чтобы сказать нужные слова в нужный момент.
Перед юношей открывалось несколько возможностей для получения ответа на сладострастный вопрос, что же спрятано выше подвязки: он мог подсмотреть, как девушка надевает подвязку, затеять с ней шумную игру, пока девушка не упадет (в книгах и на картинах описывается множество случаев с падением вверх тормашками, имевших место в ХУП-ХУШ вв.), или же он мог качать свою возлюбленную на качелях, что было довольно распространенной уловкой.
Таким образом, качание на качелях стало весьма по¬пулярным времяпрепровождением среди любовников: Се-лии, Сильвии, Юлии, Филлис играли в дразнящее "Сейчас ты видишь, а сейчас — нет", взлетая на безопасную высоту. Были и другие, менее утонченные приемы:
Хочешь показать подвязки, сохранив лицо, —
Надень короткий кринолин на широкое кольцо.
Но поверьте мне, умные женщины знали более простые и эффективные способы предстать во всей красе. Шумная героиня и "женщина для утех" из романа Джона Клеланда "Фанни Хилл" великолепно растолковывает нам, что считалось ненасытной сексуальностью в XVIII в. (зеленей от зависти, Мадонна!). Фанни, благослови ее Господь, постоянно одевается и раздевается, снимает и на¬девает шляпы, платья, сорочки, корсеты и нижние юбки в искреннем стремлении доставить удовольствие своему мужчине.
Ни разу за все свое пикантное, основанное на личном опыте повествование она не упоминает чулки — в то время как "аккуратная ножка", "потерявшая подвязку", которую она без колебаний повязывает при нем, образ достаточно сильный, чтобы вызвать живой отклик в муж¬чине — как наблюдающем за процессом, так и читающем об этом.
Подвязки были ключом к райским вратам, желанным трофеем для любовника, а в те времена, когда женщины еще вообще не знали панталон (Фанни уж точно их не носила), вся область за пределами подвязки представляла собой одно сплошное поле для завоевания. Потенциальный любовник должен был лишь преодолеть хрупкое социальное препятствие, воплощенное в подвязке, которое по принятым тогда правилам было так же несокрушимо, как директорианские панталоны!
Частичная демонстрация женских подвязок, таким образом, приобретает громадное значение — тут же появляется волнующая и одновременно психологически сдерживающая "тупиковая" область. Пылкому поклоннику было, конечно, трудно воспринять этот код, но выражение "она забрасывает подвязку" в начале XX в. относилось к девушке, которая рассчитывает подцепить мужа.
Подвязки все еще делались из лент и шелковых полосок — во французском Лионе и в английском Ковентри изготовлялись лучшие ленты и тесьма, которые завязывались — или изредка застегивались — выше или ниже ко¬лена:
Не важен, поверьте, чулок моих цвет,
И как повязать: высоко или нет.
На некоторых подвязках были вытканы совершенно очаровательные и смелые рисунки или высказывания — естественно, за ними охотились отважные поклонники... настолько рьяно, что женщины использовали насмешливо-строгие обращения, чтобы защититься. "Мной сердце отдано давно", — написано на одной подвязке, в то время как другая подвязка 1717 года гласит: Оно моей любви верно". А подвязка 1738 года без обиняков язвительно заявляет: "Здесь нечего искать".
К концу века наиболее смелые и модные дамы доверялись подвязкам с пружинками из медной проволоки, вставленными в толстую подкладку. Некоторое время подвязки сохраняли эластичность.
Эту технологию изобрел дантист-хирург Мартин ван Батчелл из Вестминстера. В 1783 г. он пытался запатенто¬вать "пружинные ленты или застежки для различных нужд". Бывший ученик знаменитого шотландского хирурга Джона Хантера, к 1769 г. он уже рекламировал искусственные зубы с "золотыми пружинами". Будучи несколько эксцентричным человеком (он ездил на лошади, раскрашенной в разные цвета, и держал дома забальзамированное тело своей первой жены, пока его вторая жена не выразила вполне справедливое возмущение), Ван Батчелл прекрасно умел рекламировать собственную продукцию и постоянно информировал о ней, выступая с публичными сообщениями.
В 1791 году, когда принцесса Фредерика Прусская вышла замуж за герцога Йоркского, сына Георга III, ван Батчелл рекламировал на цветной гравюре (ранний рекламный плакат) "Румянец герцогини, или Пламя Йорка" пружинную подвязку ван Батчелла — ярко-красный сувенир на память об августейшей свадьбе! Пружинные подвязки стоили дорого, зато исключали возможность того, что, слабо затянутые, они упадут и станут добычей какой-нибудь презренной кокотки.
Легенды и мифы
С различными предметами одежды были традиционно связаны стойкие предрассудки. Фольклор изобилует упоминаниями перчаток, туфель, чулок, сорочек, подвязок, носовых платков, сумочек и пуговиц, а среди них туфли, чулки и подвязки — трио, отражающее суеверия, связанные со свадьбой.
В XVII и XVIII вв. туфли и чулки символизировали удачу. Туфли бросали вслед новобрачным, когда они вступали в новую совместную жизнь, и даже в наши дни туфли часто привязывают сзади к машине молодых. В счастливую пару также кидали чулки.
Обычай бросать чулки описал француз Анри Миссон в 1698 г.:
Молодой, который при помощи Друзей раздевается в другой Комнате, в своей Ночной Рубашке спешит к своей Супруге, которую окружают ее Мать, Тетка, Сестра и Подруги, и без дальнейших церемоний ложится в кровать. Друзья Молодого берут чулки Новобрачной, а Подруги Новобрачной берут чулки Молодого. Все садятся в ногах (спиной к кровати) и бросают Чулки через Голову, стараясь попасть в Новобрачных. Если чулки Мужа, брошенные Девицей, падают на голову Молодого, это означает, что она сама вскоре выйдет замуж; эта Примета точно так же распространяется на Мужчину, бросившего чулки Супруги.
Этот обычай был жив в Шотландии еще в XIX в. В 1823 году некто сообщал, что бросается левый чулок — в фольклоре левый часто господствует над правым. Примерно к 1850 г., хоть бросание чулок и оставалось частью свадебных увеселений, мишени поменялись, и теперь уже настала очередь невесты кидаться чулками!
Подвязки отвечали за другой вид удачи. Как вы могли догадаться, их связывали с плодовитостью. Подвязки невесты были страшно важны: они предвещали достижение цели, исполнение желаний, потомство, и за них всегда разгоралась яростная борьба. В пьесе 1700 г. леди, одевающаяся на собственную свадьбу, восклицает: "Я забыла сва-дебные подвязки... Ах нет, они на мне! Какая за них будет борьба... и кого-нибудь ущипнут за ногу".
Развязывание свадебных подвязок было глубоко символичным действием. Анри Миссон пишет:
Друзья Молодого стягивают с Новобрачной Подвязки, которые она перед этим развязала, чтобы они свисали и любо¬пытная Рука не могла подобраться слишком близко к Колену. После этого Подвязки привязываются к Шляпам Кавалеров, Подруги Новобрачной относят Новобрачную в Опочивальню, где раздевают ее и кладут на Кровать.
Вы можете себе вообразить, чтобы сегодня гость на свадьбе разгуливал с подвязками невесты на шляпе? Свадебные подвязки представляли собой маленькие изящные пояски из шелковой ленты приятных расцветок. Большой популярностью пользовался голубой цвет, цвет постоянства, но красный и белый были также распространены. Зеленый считался несчастливым.
Еще одна романтическая традиция, связанная с подвязками, дожила до XIX в.: юноши неслись наперегонки от церкви к дому невесты после свадебной церемонии, и победитель заявлял о праве снять левую подвязку невесты, которую впоследствии он сможет повязать вокруг колена своей настоящей возлюбленной в качестве амулета, оберегающего от неверности. И сейчас фотографы на свадьбах иногда просят невесту приподнять подол юбки, чтобы была видна подвязка (обычно голубая), невеста может даже снять ее и бросить в толпу гостей, чтобы кто-нибудь поймал.
Подвязками из кожи угря лечили от судорог и ревматизма— но сперва надо было наловить "весенних угрей"! У чулок тоже имелись магические свойства. Повешенные крест-накрест в ногах кровати с воткнутыми булавками, они отгоняли ночные кошмары и нечисть. Идея перекрещивания встречается в фольклоре также, когда речь идет о туфлях и перчатках. Невеста сможет зачать, только если подружки невесты позаботились о том, чтобы положить ее чулки на кровать крестом в брачную ночь.